Союз адвокатов россии

Уважаемый Игорь Леонидович!

В связи с Вашим обращением в Совет при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека членом Совета, профессором Высшей школы экономики С.А. Пашиным было подготовлено соответствующее научно-консультативное заключение по поставленным в Вашем обращении вопросам.

Направляем Вам упомянутое заключение.

Приложение: на 11 л.

С уважением, Советник Президента Российской Федерации,

Председатель Совета

М. Федотов

НАУЧНО-КОНСУЛЬТАТИВНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В Постоянной комиссии по прецедентным делам Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека рассмотрены материалы дисциплинарного производства в отношении адвоката ИЛ. Трунова.

Как видно из представленных материалов, квалификационная комиссия Адвокатской палаты Московской области дала 12 июля 2016 года заключение

«о наличии в действиях (бездействии) адвоката Трунова Игоря Леонидовича нарушения п. 2 ст. 8, п. 4 ст. 9, п.п. 1 п. 2 ст. 15 КПЭА, выразившихся, при обстоятельствах, изложенных в представлениях Вице-президента АПМО от 10.03.2016 г. и 15.03.2016 г.:

— в употреблении им, выражений, носящих негативный и порочащий характер, являющихся публичным выражением неуважения к Президенту Адвокатской палаты МО;

— в действиях, наносящих ущерб авторитету адвокатуры и подрывающих к нему общественное доверие».

По мнению квалификационной комиссии, упречное поведение адвоката И.Л.Трунова заключалось в сделанных на пресс-конференции и в сети Интернет высказываниях, которые «…Носят негативный и порочащий характер, являются публичным выражением неуважения к коллеге и не соответствуют по форме и содержанию манере делового общения, предписанной п. 1 ст. 15 КПЭА. … Стратегия выступления и обнародованного заявления в целом, использованные в них приемы, по своей форме и содержанию направлены на умаление авторитета адвокатуры и подрыв доверия к данному общественному институту».

Решением Совета Адвокатской палаты Московской области от 21 сентября 2016 г. № 9-/13-1 статус адвоката И.Л.Трунова был прекращен «за нарушение норм законодательства об адвокатской деятельности и адвокатуре и Кодекса профессиональной этики адвоката, именно п. 2 ст. 8, п. 4 ст. 9, п.п. 1 п. 2 ст. 15 Кодекса профессиональной этики адвоката, выразившееся в употреблении адвокатом выражении, носящих негативный и порочащий характер, являющихся публичным выражением неуважения к Президенту Адвокатской палаты Московской  области; в действиях, наносящих ущерб авторитету адвокатуры и подрывающих к нему общественное доверие».

В связи с изложенным, в Постоянной комиссии по прецедентным делам Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека встал вопрос о пределах критических высказываний в профессиональном сообществе адвокатов и специалисту был поставлен вопрос:

Каковы пределы критических высказываний в профессиональном сообществе адвокатов?

Будучи специалистом в области судоустройства, обладая опытом работы в составе квалификационной комиссии Адвокатской палаты гор. Москвы в 2003 — 2010 годах, имею честь дать следующее заключение.

1. Выступления с критикой положения внутри адвокатуры, адвокатской палаты и ее органов, а также с критикой в адрес руководителей адвокатских образований (подразделений) и руководителей адвокатских палат являются реализацией неотъемлемых конституционных прав человека и гражданина: «распространять… убеждения и действовать в соответствии с ними»; пользоваться свободой мысли и слова; «свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию» (ст. 28, ч. 1 и 4 ст. 29 Конституции Российской Федерации).

Перечисленные права принадлежат в России человеку и гражданину «независимо от…должностного положения» (ч. 2 ст. 19 Конституции Российской Федерации), то есть в полной мере распространяются и на членов профессиональных сообществ, включая адвокатуру. Будучи институтом гражданского общества (ч. 1 ст. 3 Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»), адвокатура не может воспроизводить свойственные бюрократическим учреждениям нравы, их тяготение к замкнутости, самозасекречиванию и нетерпимости.

В свете приведенных конституционных норм, положения п. 4 ст. 9, подп. 1 п. 2 ст. 15, п. 2 ст. 19 Кодекса профессиональной этики адвоката, призванные ограждать авторитет адвокатуры, а также честь, достоинство и деловую репутацию адвокатов, не могут пониматься как запрет на критику.

Надо отметить также, что входящая в силу статьи 15 Конституции Российской Федерации в российскую правовую систему Конвенция о защите прав человека и основных свобод провозглашает право каждого «на свободу выражения своего мнения. Это право включает свободу придерживаться своего мнения, получать и распространять информацию и идеи…» (часть 1 статьи 10 Конвенции). Согласно правовой позиции Верховного Суда Российской Федерации, выраженной им в пункте 10 постановления Пленума № 5 от 10 октября 2003 г. «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации», «…Применение судами вышеназванной Конвенции должно осуществляться с учетом практики Европейского суда по правам человека во избежание любого нарушения Конвенции».

Как неоднократно указывал Европейский суд, свобода выражения мнения простирается весьма широко и «включает также возможность прибегнуть к некоторой степени преувеличения или даже провокации» (решение Европейского Суда по правам человека по делу Прагер и Обершлик против Австрии от 26 апреля 1995 г.). При проверке высказываний по вопросам, которые находятся «в центре внимания общества», «ограничения на свободу выражения мнения должны интерпретироваться узко» (постановление ЕСПЧ от 4 декабря 2003 г. по делу Гюндюз против Турции). По смыслу постановления ЕСПЧ от 15 декабря 2005 г. по делу Киприану против Кипра, несоблюдение правильного баланса между необходимостью «оградить авторитет» затронутого критикой института и «необходимостью защитить право заявителя на свободное выражение мнения» способно в результате применения «непропорционально суровых» санкций «оказать «замораживающий эффект» по отношению к исполнению адвокатами своих обязанностей»[1].

2. Допустимые границы критических высказываний, направленных в адрес лиц, обладающих высоким должностным положением или занимающихся политической деятельностью, весьма обширны, ибо этого требуют интересы общества.

«Пределы допустимой критики в некоторых обстоятельствах могут быть более широкими, когда ее объектами являются должностные лица…», — отметил Европейский суд в постановлении от 28 октября 2003 г. по делу П.С.против Нидерландов. Аналогичная правовая позиция высказывалась Европейским судом по делам заявителей из России.

Так, в постановлении ЕСПЧ от 14 октября 2008 г. по делуДюндин против Российской Федерации отмечается, что по смыслу пункта 2 ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, политики и публичные деятели неизбежно и сознательно открывают себя для детального анализа каждого своего действия, со стороны общества по вопросам, представляющим общественный интерес. Поэтому они должны испытывать более высокий уровень терпимости. В постановлении ЕСПЧ от 26 февраля 2009 г. по делуКудешкина против Российской Федерации подчеркивается, что даже если допущена определенная степень преувеличения и обобщения, а высказывания не были полностью лишены фактической основы, они должны были рассматриваться не как необоснованный личный выпад, но как добросовестный комментарий по вопросу, представляющему всеобщий интерес. В постановлении от 11 февраля 2010 г. по делуФедченко против Российской Федерации Европейский Суд, указал, что в отношении публичных лиц, государственных служащих, действующих в официальном качестве, как и политиков, рамки допустимой критики шире, чем в отношении частных лиц.

«…Суды при разрешении споров о защите чести, достоинства и деловой репутации должны обеспечивать равновесие между правом граждан на защиту чести, достоинства, а также деловой репутации, с одной стороны, и иными гарантированными Конституцией Российской Федерации правами и свободами — свободой мысли, слова, массовой информации, правом свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом…»[2]. Верховный Суд Российской Федерации не усмотрел оскорбления в определении «бессовестный человек» (кассационное определение от 3 октября 2002 г. № 16-о02-80), в словосочетании «маньячные выходки гадостного человека» (надзорное определение от 15 апреля 2003 г. по делу № 16-Д03-5).

Несогласие адвоката с судебными решениями, пусть и вступившими в законную силу, не доказывает упречности его поведения. Европейский суд по правам человека последовательно подчеркивает допустимость и необходимость в демократическом обществе свободы распространения информации о государственных институтах. По мнению этого авторитетного органа, предметом критики могут быть судебные решения, даже когда такие решения «выносят независимые суды» (решение ЕСПЧ от 26 апреля 1995 г. по делуПрагер и Обершлик против Австрии). Критика закона и судебных решений правомерна, даже если порицаются вступившие в законную силу решения судов и оспариваются факты, установленные этими судебными решениями (решение ЕСПЧ от 24 февраля 1997 г. по делу Де Хаэс и Гийселс против Бельгии).

3. Важное значение для оценки правомерности поведения адвоката при его дисциплинарном преследовании имеет вопрос о способе, времени и месте опубликования негативных высказываний. При этом границы допустимых заявлений расширяются, когда они сделаны в ходе открытой публичной дискуссии, на пресс-конференции, в процессе массовой коммуникации (телевидение, радио, трансляция онлайн в сети Интернет).

Европейский суд по конкретному делу подчеркнул, что «хотя заявитель и использовал уничижительное и оскорбительное выражение…, он сделал это в ходе телевизионной передачи в прямом эфире, то есть у него не было возможности переиначить высказанное, облагородить фразу или опустить ее до того, как употребленное им выражение станет достоянием публики. Тому факту, что мнение заявителя было высказано в ходе живой публично транслировавшейся дискуссии, …следовало при вынесении приговора придать больший вес, чем это было… сделано» (постановление ЕСПЧ от 4 декабря 2003 г. по делуГюндюз. против Турции).

Данное обстоятельство не получило какой-либо оценки в заключении квалификационной комиссии Адвокатской палаты Московской области от 12 июля 2016 года, как и в решении Совета Адвокатской палаты Московской области от 21 сентября 2016 г. № 9-/13-1, вынесенных в отношении адвоката И.Л.Трунова.

4. Корпоративные акты, как и практика органов профессионального сообщества, не могут ограничивать конституционные права граждан и возлагать на них обязанности, не вытекающие из положений национального законодательства и международных актов, являющихся составной частью правовой системы России.

Согласно п. 2 ст. 19 Международного пакта о гражданских и политических правах, «Каждый человек имеет право на свободное выражение своего мнения; это право включает свободу искать, получать и распространять всякого рода информацию и идеи независимо от государственных границ устно, письменно или посредством печати…». Пункт 3 ст. 19 Международного пакта допускает «некоторые ограничения» данного права, необходимые «для уважения прав и репутации других лиц», «для охраны государственной безопасности, общественного порядка, здоровья или нравственности населения», однако требует, чтобы такие ограничения устанавливались законом. Аналогично сформулирована ст. 10 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, которая хотя и допускает ограничение свободы выражения мнения, но также требует, чтобы соответствующие «формальности, условия, ограничения или штрафные санкции» определялись законом.

Даже если правоограничение вводится законом, оно не может быть произвольным. Часть 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации гласит: «Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства». Но и этого мало. Даже если «вмешательство… в права заявителя было предусмотрено законом и имело целью защитить репутацию или права других лиц», оно считается неправомерным, если «это вмешательство не отвечало никакой насущной общественной потребности» (постановление ЕСПЧ от 28 октября 2003 г. по делу П. С. против Нидерландов).

Между тем, в подп. 4.1, 4.2 Рекомендаций адвокатам по взаимодействию со средствами массовой информации (утв. Советом ФПА 21 июня 2010 г.) отмечается, что адвокаты должны воздерживаться от высказываний относительно внутренних проблем сообщества в СМИ, рассчитанных на широкую аудиторию; постановка таких проблем уместна лишь в корпоративных и специальных средствах массовой информации. Однако несоблюдение данного правила не может служить основанием для привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности, поскольку оно носит рекомендательный характер, как, собственно, и вытекает из названия документа. Круг обязывающих членов адвокатского сообщества решений Совета Федеральной палаты адвокатов определен частью 3 ст. 37 Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»; в него не включены корпоративные нормативные акты Совета ФПА, затрагивающие свободу выражения адвокатом мнения. Рекомендации Совета ФПА законом не являются.

Из представленных материалов следует, что и квалификационная комиссия, и Совет Адвокатской палаты Московской области согласились с заключением специалиста ООО НПО «Эксперт Союз» от 2 марта 2016 г. № 02-ЛЭ-16 относительно высказываний адвоката И.Л.Трунова, согласно которому «Коммуникативная направленность информации — рассказать и обсудить имеющиеся в адвокатуре России проблемы…». Преследование за желание обсудить имеющиеся в профессиональном сообществе проблемы, за критику сложившихся в нем порядков и конкретных лиц не отвечает «насущной общественной потребности» (постановление ЕСПЧ от 28 октября 2003 г. по делу П.С. против Нидерландов). Как справедливо указывал Конституционный Суд Российской Федерации применительно к положению в судейском сообществе, «…неисполнение… корпоративных норм само по себе не может служить основанием для досрочного прекращения полномочий… Привлечение судьи к дисциплинарной ответственности за критику… недопустимо, поскольку способствует консервации недостатков в сфере судопроизводства, … приводит к нарушению конституционных и международно-правовых принципов…, к не основанному на законе ограничению гражданских прав и свобод»[3].

Данная правовая позиция применима и к адвокатуре, в рамках которой лояльность к руководству («первым среди равных») и молчание о недостатках тем более нельзя возводить в корпоративный долг.

Отмеченный в заключении квалификационной комиссии «негативно-оценочный» характер высказываний адвоката И.Л.Трунова не может быть поставлен ему в вину, поскольку критика, как и сатира, по определению не является комплиментарной. Как разъясняет С.И.Ожегов, «Критика — отрицательное суждение о чем-нибудь, указание на недостатки»[4].

Изучение практики квалификационной комиссии Адвокатской палаты Московской области дает основания полагать, что при дисциплинарном преследовании адвоката И.Л.Трунова этот орган проявил непоследовательность, отступив от выработанных ранее свободолюбивых подходов. Так, данная квалификационная комиссия не усмотрела нарушения адвокатом Кодекса профессиональной этики адвоката, когда он сказал заявителю-адвокату: «Ха-ха-ха! Да не хочу я с ним уважительно говорить!». При этом комиссия констатировала, что «весь представленный диалог между заявителем (его представителем) и адвокатом относится к нормативной лексике русского языка». Когда речь идет о высказываниях адвоката в отношении других адвокатов комиссия «может прийти и к выводу об отсутствии нарушения адвокатом норм законодательства об адвокатуре» с учетом, в том числе, того обстоятельства, что утверждение адвоката «носит форму общего оценочного суждения об уровне правосознания адвокатов»[5].

5. Квалификационная комиссия адвокатской палаты, будучи судоподобным корпоративным органом, должна, как и ее Совет, учитывать при осуществлении дисциплинарного производства в отношении коллег существующую судебную практику, соблюдать процессуальные правила, установленные Кодексом профессиональной этики адвоката.

В этой связи необходимо привлечь внимание, по меньшей мере, к двум обстоятельствам.

Во-первых, вызывает сомнения правомерность привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности ввиду нарушения п. 2 ст. 8, п. 4 ст. 9, подп. 1 п. 2 ст. 15 КПЭА за «публичное выражение неуважения к Президенту Адвокатской палаты МО» на основании представления вице-президента названной Адвокатской палаты.

Пунктом 1 ст. 20 КПЭА установлены четыре повода для возбуждения дисциплинарного производства, из которых в данном случае использован второй: «представление, внесенное в адвокатскую палату вице-президентом адвокатской палаты». Между тем, в силу статей 150, 152 ГК РФ, личные нематериальные блага, включая честь, достоинство и деловую репутацию, защищаются по заявлению обладающего этими благами гражданина, который считает, что они нарушены.

Верховный Суд РФ прямо устанавливает, что «Иски по делам данной категории вправе предъявить граждане и юридические лица, которые считают, что о них распространены не соответствующие действительности порочащие сведения»[6].

Исключение из этого правила делается только для несовершеннолетних, умалишенных и умерших.

Следовательно, надлежащим поводом для возбуждения дисциплинарного производства в подобных случаях является «жалоба, поданная в адвокатскую палату другим адвокатом, доверителем адвоката или его законным представителем» (п. 1 ст. 20 КПЭА). Эксперту не удалось обнаружить дисциплинарных производств, когда бы, при отсутствии сопутствующих обстоятельств (например, неуважения к суду), адвокат подвергался преследованию исключительно за неуважительное отношение к коллеге без жалобы последнего, по инициативе должностных лиц сообщества.

В данном случае президент Адвокатской палаты Московской области с жалобой на неуважительное поведение коллеги, нарушающее положения КПЭА, не обращался. Вероятно, президент Адвокатской палаты МО, помня, что на нем «лежит долг сдержанности»[7], благородно отказался от перенесения дискуссии в репрессивную плоскость. Следовательно, отсутствует надлежащий повод для дисциплинарного преследования адвоката И.Л.Трунова в соответствующей части обвинений.

Во-вторых, дисциплинарное производство должно вестись в соответствии с нормами КПЭА, которые призваны обеспечить демократическую процедуру рассмотрения дела в отношении адвоката и постановление в итоге разбирательства правовых решений. Жесткие требования предъявляются к изложению заключения квалификационной комиссии. В частности, «В мотивировочной части заключения должны быть указаны фактические обстоятельства, установленные комиссией, доказательства, на которых основаны ее выводы, и доводы, по которым она отвергает те или иные доказательства…» (п. 14 ст. 23 КПЭА).

В данном случае это правило нарушено. Как видно из заключения квалификационной комиссии Адвокатской палаты Московской области от 12 июля 2016 г., в ее заседание были представлены заключения специалистов в области лингвистики Е.И.Галяшиной и В.В.Жуковой.

Консультативное заключение д.ю.н., д.ф.н., профессора, академика РАЕН Е.И. Галяшиной содержит не только критику поступившего из ООО НПО «Эксперт союз» неблагоприятного для И.Л.Трунова заключения, но также сделанный в результате проведенного исследования вывод: «Сведения, распространённые адвокатом Труновым И.Л. содержат правовую оценку проблем, сложившихся в российской адвокатуре, его суждения носят характер мнения, оценки и убеждения, а также выражают его правовую позицию и не превышают пределов допустимой критики в отношении деятельности руководящего состава адвокатуры. Негативно-оценочные высказывания Трунова И.Л. не носят оскорбительного характера, не могут по своей содержательно-смысловой направленности вызывать у адресата негативное отношение к институту адвокатуры в целом или к Галоганову А.П. в частности».

Упоминая вскользь заключения лингвистов, избегая сопоставления и проверки их доводов, квалификационная комиссия констатирует, что «не связана мнением специалистов, самостоятельно оценивает доказательства, представленные сторонами в обоснование своих доводов». Однако фактически квалификационная комиссия освободила себя от анализа и оценки заключений специалистов в соответствии с требованиями пункта 14 ст. 23 КПЭА, которым она, безусловно, связана. Свобода внутреннего убеждения при принятии решения не равнозначна произвольному, без объяснений, игнорированию доказательств. Отсутствие в заключении мотивов

Принятия одних доказательств и отклонения других является основанием для признания его необоснованным

Кандидат юридических наук.
профессор НИУ ВШЭ,

член Совета при Президенте РФ по
развитию гражданского общества,

заслуженный юрист Российской Федерации
С.А. Пашин